Шрифт:
Закладка:
— Сашок, идя сюда, — позвала Агриппина Фоминична.
Она протянула ему половину булки и кусок колбасы. Сначала он отнекивался, потом взял и, отвернувшись, стал жадно есть.
Из-за поворота показался поезд. Паровоз усиленно пыхтел, заволакивая все вокруг дымом. Остановка была не больше минуты, и Сашка с набитым ртом подхватил чемодан и потащил его в вагон. Он спешил скорее уйти, чтобы не видеть, как Лида прощается с матерью. Он терпеть не мог, когда люди прощаются.
Они стояли и смотрели до тех пор, пока красная косынка Агриппины Фоминичны окончательно не растаяла в паровозном дыму.
— Пошли, — вздохнув, сказала Лида.
Чуть не до самой мельницы шли молча. Сашка на ходу доел колбасу, подпоясался ремнем и заправил рубашку. И сразу повеселел. Еще бы! Ведь они долго еще будут идти вместе, идти налегке.
— Мама сегодня какая-то странная, — задумчиво сказала Лида. — Все прошлое вспоминала. Про дедушку рассказывала.
— Твой дед буржуем был, — сказал Сашка.
— Нет, он не был буржуем.
— Как же не был, если у него в Ленинграде своя лавка была?
— Ну и что же. Все равно не был. А дядя мой, Дмитрий Фомич, погиб на льду Финского залива в бою с белогвардейцами. И мама одной из первых в комсомол вступила и до сих пор красную косынку носит.
— А ты чего не вступила?
— Думаешь, это так просто. Сначала заслужить надо.
— Ладно, — миролюбиво сказал Сашка, — не сердись. Я это просто так.
Лида стала рассказывать о Ленинграде, о своей школе, затем они бегали наперегонки и немного поспорили о «Гиперболоиде инженера Гарина», и Сашка вспомнил о своей поджиге, когда они уже вышли из леса и показалось Помогаево.
— Давай свернем с дороги, — предложил он, вынимая свое оружие. — Надо испробовать, чего заряду зря пропадать.
Подойдя к березе, Сашка стал целиться.
— Отойди подальше, мало ли что, — предупредил он.
Лида продолжала стоять рядом с ним.
— Ну и стой, я не отвечаю.
Грохнул выстрел. По лесу покатилось эхо. Сначала Сашка не понял, что произошло. Кинулся к березе посмотреть, глубоко ли впился свинец, и вдруг заметил, что в руке у него осталась одна деревяшка. Ствол разорвало пополам.
— Эх ты, — улыбнулась Лида.
Сашка в негодовании повернулся.
— Ой, что у тебя с лицом? — испугалась Лида.
— Ничего, саднит немного. Мать на ночь сметаной намажет — и все пройдет.
Лида откуда-то из рукавчика достала носовой платок и стала вытирать ему лицо. Она встала на цыпочки и одной рукой обняла его за шею. Сашка опустил руки по швам, боясь шевельнуться. Платок пахнул чем-то очень приятным, и он втягивал в себя воздух, чтобы подольше сохранить этот запах.
— Не оттирается, — сказала Лида. — Можно, я слюнями помочу?
Сашка кивнул. Говорить в эту минуту он не мог.
Когда Лида спрятала платок, совершенно почерневший, Сашка неожиданно сказал:
— Пойдем вечером в Пестово? Там сегодня кино.
Глава третья
В полдень большая толпа деревенских жителей собралась у сельсовета, где на двух столбах держался гладкий деревянный шит, левая сторона которого была выкрашена в красный цвет (для ударников), а правая — в черный, куда заносились фамилии лодырей.
— Опять кого-то на черную доску припечатали, — весело сказал Сашка. — Вон сколько народу глазеет.
— Нет, что-то не то, — усомнилась Лида. — Смотрите, какие у всех напуганные лица.
Ребята подошли поближе. Председатель сельсовета Василий Иванович Громыхалин читал вслух:
— «Нападение на нашу страну произведено, несмотря на то, что между СССР и Германией заключен договор о ненападении и Советское правительство со всей добросовестностью выполняло все условия этого договора. Нападение на нашу страну совершено, несмотря на то, что за все время действия договора германское правительство ни разу не могло предъявить ни одной претензии к СССР по выполнению договора».
Ребята протиснулись вперед. Сашка улыбался, сам не зная чему.
— «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами!» — медленно и раздельно закончил Громыхалин.
На нем была белая рубашка, подпоясанная узким ремешком, светло-русые волосы зачесаны назад. Ребята любили его. Был он молодой, красивый и всегда веселый. Только сегодня чаще обычного приглаживал волосы.
А вокруг шла мирная жизнь. Летнее солнце заливало деревенскую улицу, блестели крашеные железные крыши, возились в песке ребятишки, и у скотного двора мирно тарахтел оставленный трактор.
С дальнего конца деревни приковыляла бабка Агафья.
— Что тут, сынок?
— Война, — сказал Сашка.
— Ишь ты! — удивилась бабка. — Уж не с германцем ли опять?
— С немцами, — пояснил Сашка.
— Вон что. А я думала, с германцем. Далече ли они живут, немцы-то?
Председателя позвали к телефону. Взрослые пошли вслед за ним — разузнать, что к чему. Еще надеялись, что последуют какие-нибудь разъяснения. Все может быть. Произошел пограничный конфликт, а там, глядишь, и уладили.
Лида подошла к доске и стала читать Обращение Советского правительства. Сашке казалось, что она читает очень долго. Ему не терпелось. Хотелось немедленно что-нибудь предпринять, хотя что именно нужно предпринять, он плохо себе представлял.
— Что тут читать двадцать раз, и так ясно.
Лида не отвечала. Когда она обернулась, Сашка не узнал ее. Она была очень бледна, губы закушены и глаза совсем другие.
— Ты что? — спросил Сашка. — Войны испугалась?
— Дело серьезное, — подумав, сказала Лида.
— Только нас оно не касается, — пожалел Сашка. — Уж больно далеко мы от границы.
— Границу они уже перешли.
Вскоре по деревне прошел слух, что в Рузе записывают в народное ополчение. Сашка сразу решил, что это как раз то, что ему нужно.
— Ты из винтовки умеешь стрелять? — приставал он к Лиде.
— Стреляла из мелкокалиберной, только плохо.
— Ничего, — успокаивал Сашка. — Как только выдадут оружие, я тебя мигом обучу.
В Рузу было решено идти рано утром. Лида была уже готова, когда Сашка зашел за ней. Желтый в три окошка дом Лиды рядом с домом Леонида Дунаева. Между ними колодец, под окнами палисадники с непролазной зарослью сирени и акации. Прекрасны здешние места летом! Оттого и наезжает сюда дачников видимо-невидимо.
Леонид присоединился к ним молча. Даже не спросил ни о чем. Да и о чем спрашивать, если обо всем договорились заранее. Деревню покидали довольно внушительным отрядом. Когда вышли
